"Любовь - это стержень артиста!" (Часть вторая)

Интервью к 50-летию со дня рождения Артема Каминского

"Армейской" дорогой

Какие эмоции Вы испытывали во время первого профессионального выхода на сцену, и что ощущаете сейчас, стоя в кулисах, ожидая начало спектакля, в котором заняты?

Слава Богу, мне удается сохранить волнение. Отчасти, думаю, мной в этом направлении проводится определенная работа, но есть во мне это волнение и не только на премьерном или предпремьерном спектакле, но и на обычном. Никогда не забуду свое первое появление на сцене в спектакле «Солдат и Ева» в роли Глашатая. Я должен был на огромной высоте, на вышке, которая от времени шаталась, где не покидает ощущение того, что ты обязательно упадешь, а монтировщики еще специально трясли эту вышку, кричать «Жители королевства, жители королевства! Печальтесь, Печальтесь, печальтесь!». Волнение было колоссальное, которое добавлявшееся той шатающейся башней, на которой я стоял.

В спектаклях «Солдат и Ева» и «Счастье мое» у Вас были срочные вводы. Вам по душе такой экстрим, ведь это огромный стресс?

Мне это нравилось. Такая стрессовая ситуация – праздник, радость! Те, кто говорят, что не любит такие вводы, лукавят. В нашей профессии вообще все проходит на острие. Конечно, есть колоссальные издержки, но потом все это наверстывается, особенно, когда ты молод. У меня таких вводов было много. Хотя и ужас охватывал, например, когда вводился на Солдата в спектакль «Солдат и Ева». Мне позвонили в одиннадцать часов вечера, а спектакль следующим утром, и ни одного исполнителя главной роли в театре нет. Так случилось – один болен, другой отпущен. Есть только Федор Чеханков, который сказал, что играть точно уже не будет. А я текста не знаю, и Федор Яковлевич ходил за кулисами за мной и кричал текст. Еву играла Ксения Хаирова, которая мне текст на ухо шептала. Оркестр тогда сидел живой, тоже подсказывал. Все подсказывали. Сыграл! Классно было!

Насколько сложнее играть спектакль, когда чувствуешь дыхание публики, как было в «Дон Жуане», где зрители сидели прямо на Большой сцене?

Там вообще был такой экспериментальный, особенный спектакль, который многому научил. Режиссер Виктор Шамиров в профессии очень много мне дал таких вещей, которые я даже не буду пытаться формулировать. Условность четвертой стены я ощутил на этом спектакле. Зал надо брать, а не медитировать! Нет четвертой стены! Сумасшедшие те, кто говорят: «Забудь про зрителя».

Вы видите зрителей в зале, когда играете?

Я их ощущаю. Бывают плохие спектакли, когда я смотрю в зал, но нельзя этого делать. Но я вижу, что они есть. Хотя бывают такие роли, как Дон Жуан, которые специально строятся на общении со зрителями.

Почему Жуан боялся поверить в любовь, в то, что настоящее глубокое искреннее чувство возможно?

Дон Жуан неоднозначен. Как без любви идти к Донне Анне? Весь интерес в его раздвоенности. Если делать его прямолинейно, бунтарем, все становится обыденным. «Но от чего записка Донны Анны мне душу так волнует глубоко?», - нет, без любви не может быть Жуана. Может быть, он через отрицание, через разрушение пытается прийти к доказательству существования любви, в чем и состоит его трагедия.

Что такое любовь для артиста, сыгравшего самого знаменитого любовника?

Все самое главное. Единственное, что есть. На любовь нанизано все. Любовь – это стержень артиста. В любой роли. В этом я убежден, а иначе нечего делать на сцене.

В драматургии или прозе какого автора Вам было бы интереснее всего попробовать свои силы?

Я очень подвержен влиянию режиссера. Я не артист, который в состоянии или желании самостоятельно сделать роль. Люблю быть ведомым режиссером, потому никогда не питал иллюзий, что сам смогу им быть. Меня можно увлечь и убедить! О конкретном каком-то материале мне сложно говорить, ничего определенного нет.

Задача сыграть на фортепиано в спектакле «Странная миссис Сэвидж», поставленная режиссером Сергеем Колосовым, представляла для Вас трудность? Каково значение музыки в Вашей жизни, и какую музыку Вы предпочитаете?

У меня нет музыкального образования, сам научился играть на гитаре. А в спектакле с нуля учился играть на фортепиано. И спасибо композитору Ларисе Казаковой, заслуга которой состоит в том, что она за короткий срок меня, как обезьяну, научила играть на пианино. Первый сезон меня хвалили, потом я это умение растерял, потому что надо все время заниматься.

Музыка – это все! Для меня доказательством наличия Бога является музыка. Есть музыка, значит, не может не быть Бога. Я очень хочу, чтобы мои дети любили классическую музыку. Я работаю над тем, чтобы полюбить ее самому. Я считаю, что это должна быть огромная работа, упущенная, как и многими, наверное, в молодости. Я хотел бы сказать, что очень люблю классику. Отчасти это правда, а отчасти – я к этому стремлюсь. В машине я слушаю радио «Джаз». Со временем вкусы изменились. В молодости нравилась популярная музыка. Слава Богу, с годами перестал нравиться русский шансон – видимо, умнею (смеется – прим. ред.).

Вам довелось работать в спектакле, поставленном Виталием Стремовским «Старый холостяк, или Распутники». Трудно было воспринимать партнера по сцене в качестве режиссера?

Да, это была очень трудная работа. Но я сейчас жалею, что в то время она была мной недооценена внутренне. Сегодня я понимаю, что наделал там много ошибок, но она была очень интересная. Мне был очень приятен, интересен Стремовский как режиссер. И я должен ему сказать огромное спасибо за эту работу, хотя нервов я, наверное, помотал ему больше других. Это не проходная работа была. И мне досадно, что в репертуаре Театра Армии нет сегодня спектакля, поставленного этим режиссером.

Есть ли партнер, ушедший из театра или из жизни, которого Вам особенно сейчас не хватает?

Да. Я счастлив общением с партнерами, которые были у меня в Театре Армии. Счастье, что в этом театре я столкнулся с огромной буквы партнером, человеком, старшим другом Игорем Вадимовичем Ледогоровым. Встреча с ним – это подарок судьбы! Это было чудо, откровение в моей жизни! Чудо профессиональное и человеческое. Рассказывать про него могу бесконечно. Но был еще ряд людей, работу с которыми мне подарил этот великий театр – Лев Георгиевич Шабарин, Марк Наумович Перцовский, Виктор Александрович Гаврилов. После МХАТ меня поразил человеческий фактор, человеческое отношение к молодому артисту в Театре Армии, и еще, кстати, возможность сразу сыграть практически любую роль, что в том же МХАТ было невозможно. У нас была колоссальная поддержка от мала до велика, все искренне помогали. Были еще гастроли, которые тоже помогали общению, да и жизнь была интереснее, насыщеннее, чем сейчас. Здесь я обрел друзей – Валерий Абрамов, Юрий Комиссаров, Ольга Богданова.

Тяжело ли было перестраиваться на работу в антрепризе, ведь там другие законы, другой ритм?

Нет, если не халтурить, то можно все сделать хорошо. У меня был спектакль с Л.Чурсиной, который мы имели возможность играть пару раз в месяц в Санкт-Петербурге в «Антрепирзе им. А.Миронова» помимо поездок по стране. А спектакль с Л.Голубкиной был написан и поставлен Виктором Шамировым, который нас достаточно сильно сплотил, там был хороший репетиционный период и, помимо прочего, по настоянию режиссера тяжелая декорация, не из театрального подбора, которую мы на себе все время таскали. Первый же спектакль в антрепризе был с И.Ледогоровым. Изначально тот спектакль Ледогоров играл с Ф.Чеханковым в Театре Армии, а, когда его сняли с репертуара, Игорь Вадимович предложил мне уже в его новой редакции играть в антрепризе. Вся антреприза была с коллегами по театру. Это было не зарабатыванием денег, а желанием творческой работы. Да и тогда еще не было такого вала антрепризы, как сегодня. Тогда это были скорее гастрольные спектакли. Хотя, конечно, приятно, что еще и деньги платили.

Есть ли будущее у репертуарного театра?

Да другого театра и не будет, только репертуарный. Вопрос только в том, как будут оформляться отношения с артистами. А репертуарным он все равно должен быть, тем более в нашей стране. Хотя, безусловно, нужно что-то менять. И хотя вопрос, конечно, тяжелый, но убежден, что люди должны получать деньги за то, что они выходят на сцену, а не за что, что они являются артистами театра, но сделать это не просто.

Имея опыт работы в кинематографе, скажите, первостепенен ли театр в актерской профессии?

Да, на тысячу процентов! Мне как-то один парень, снимающийся в ситкоме, на полном серьезе сказал: «Ты знаешь, вот хорошо снимаем, но проблемы появляются, когда приходят на площадку артисты из театра. Вот тогда начинается «стоп», возникают вопросы, они начинают играть». Это меня поразило. Современные российские сериалы как-то нивелируют существование артиста на сцене.

С микрофоном в руках

С чего для Вас началась профессия ведущего?

Все с того же «Артека». Ну, и жизнь подвигла к ней. Рад, что у меня есть эта профессия, и она меня кормит. Я не медийный ведущий, а театральный. И все знают, когда я веду какой-то концерт, что я артист Театра Армии, что я артист Академического театра. Смею надеяться, что занимаю в этом деле особенную нишу. Для меня эта профессия очень взаимосвязана с выходом на сцену. Правда, не каждый театральный артист может быть ведущим. Может быть, мне повезло. Кто-то боится, кто-то говорит «да не за какие деньги», у кого-то данных нет.

Какие качества в ней важны? Каковы особенности жанра конферанса?

Все, что нужно для драматического артиста и для человека на эстраде, нужно и ведущему. Плюс те законы, которые требует от тебя открытая сцена, конферанс. Мне колоссально помогают мои выходы в драматических спектаклях. Хотя я иногда ловлю себя на этом, что и в спектаклях, как ни странно, мне отчасти помогает то, что я ведущий. Ведущий, как и артист, не может быть заштампованным. Необходимо сохранять искренность. Особенно, если ведешь мероприятие, посвященное, допустим, 71-й годовщине снятия блокады Ленинграда, когда выходит актриса Лариса Лужина и рассказывает страшные вещи. Я не имею права просто выйти и объявить Мэра Москвы. Это я скажу, это самое простое. Надо выйти и сказать какие-то слова от себя, что эта годовщина значит для меня лично, чтобы установить контакт с залом. Умение сохранить искренность, не сказать лишнего, не выставлять себя – вот составляющие профессии ведущего. Многие горят именно на том, что начинают говорить о себе. Парадокс профессии в том, что ведущий должен быть незаметным. Хитрая и не всегда благодарная с точки зрения популяризации ведущего профессия. Профессия в том, чтобы сделать атмосферу концерта. Вот Федор Чеханков умел это делать.

Какого рода мероприятия Вы более всего предпочитаете вести?

Любые, когда я чувствую и понимаю, о чем я говорю. Но в первую очередь мероприятия, посвященные Дню Победы. Если веду какие-то корпоративы или юбилеи, то всегда жертвую временем и настаиваю на предварительной встрече с людьми, чтобы не было формализма, которого не скроешь. Вот этому тоже учили нас педагоги – быть личностью, человеком, гражданином, неравнодушным.

Из личного

Чем любите заниматься в свободное время?

Я счастливый человек своими друзьями. Они меня втащили в дайвинг и горные лыжи. Путешествовать обожаю. Концертная деятельность дает такую возможность, правда, времени не всегда хватает. Но, если освобождается три-четыре дня, я еду.

Другие театры посещаете?

Мало, к сожалению. Но мой друг Валерий Абрамов берет меня и вытаскивает, и мы иногда получаем колоссальное удовольствие. Недавно смотрел спектакль «Нюрнберг» в РАМТ с потрясающей сценографией, режиссура очень хорошая, мизансцены разведены великолепно.

Приближается 70-я годовщина Победы в ВОВ. Ваши родственники по линии отца воевали, один даже был в плену и сбежал оттуда. Что для Вас значит этот день, и надо ли прививать вновь родившимся память об этом событии?

Я уверен, что да. Вот сделали из фильма «Левиафан» политическое событие. Я его посмотрел. Это кино! Но почему под это надо подводить какие-то два лагеря, я понять не могу. Тоже самое и про Победу. Зачем задавать провокационные вопросы, как было на сайте телеканала «Дождь»?! Можно, конечно, формулировать как угодно – это уже вопрос твоей внутренней культуры, твоего самоощущения, которое зависит от твоих мозгов, твоей начитанности. Но для меня эта тема очень дорогая! Я своего дядьку, которому фашисты нос и уши отрезали, и ему потом в Москве операции делали, видел все детство, и другого дядьку, который убежал на фронт, когда ему еще не было 16 лет. Я знаю их отношение к этой теме. День Победы - самый святой день всегда был. Любой фильм, скажем, «Летят журавли» или песня – это о моих родных, мои самые глубинные впечатления! Как их не передавать? Всей своей жизнью буду отстаивать память об этом дне, то, что это победа моего дядьки, а, значит, и моего народа!

Часть первая

При подготовке интервью была использована фотография из архива Артема Каминского.