"Я сердцем никогда не лгу" (Часть вторая)

Интервью к 60-летию со дня рождения Валерия Абрамова

Какое Ваше самое яркое воспоминание о службе в команде артистов-военнослужащих?

Поездка с концертной программой по Туркестанскому военному округу. Режиссером программы был Петр Штейн, идеологом – Михаил Швыдкой. Участвовал и Володя Тихонов. Это было незабываемо. Выступали на разных площадках, в том числе на грузовиках. Звучали стихи Б.Окуджавы, Д.Самойлова, К.Симонова, Ю.Левитанского. Было радостно от того, что мы не просто солдаты, но и артисты!

Насколько различны те зрители, которые приходят в зрительный зал, и те, кто внимают концертным бригадам ЦАТРА в воинских частях и госпиталях?

Особый настрой идет во время выступления в воинских частях и госпиталях. Мы ездили в Южную Осетию сразу после грузино-осетинского конфликта в 2008 году. Там ты понимаешь, что выступаешь перед людьми, которые рисковали своей жизнью, которые могли вчера погибнуть, их жизнь была на волоске. Здесь другая доля ответственности перед зрителями, другой нерв, другой взгляд на подбор репертуара, более обостренное ощущение. Мы общаемся с этими зрителями от сердца к сердцу, идет взаимная благодарность за то, что они живы, а мы перед ними выступаем. Зрители, приходящие в театр, находятся в комфортной обстановке, а здесь все на острие жизненных рисков.

Каким Вы видели своего Рогожина в спектакле Ю.И.Еремина «Идиот», будучи уже четвертым исполнителем этой роли?

Рогожин – это страсть, обнаженный нерв. Страсть к Настасье Филипповне. При всей его купеческой сути этот человек не лакей, он – бунтарь с болезненно-обостренным восприятием, но при этом добрый. Мне было важно, чтобы в Рогожине была при такой страсти не злость, а доброта. Он убивает Настасью Филипповну не от злости, а тем самым интуитивно, импульсивно берет на себя ее Крест, потому что она мучается, она никак не может найти себе пристанище, не может определить, мечется от Мышкина к Рогожину, и Рогожин это видит.

Зависел ли Ваш образ Рогожина от исполнителя роли Мышкина?

Я играл только с Борисом Плотниковым, личность которого совершенно другая, нежели у Аристарха Ливанова или Андрюши Ташкова. Оценки и восприятия разные, глаза другие. Для меня в человеке очень важны глаза. Можно загримировать все: брови, нос, уши. Глаза не загримируешь. Мышкин и Рогожин – это две половинки одного целого. От того, какой у меня партнер, зависит то, какая у меня половинка. Для меня глаза Плотникова были камертоном моей роли.

Традиционный вопрос к артистам, не раз сталкивавшимся в своей карьере с творчеством У.Шекспира: согласны ли Вы с утверждением «Шекспир – наше все», имея ввиду весь мир?

Не знаю, все индивидуально. Ясно только одно: Шекспир – величайший драматург, он бездонен. Драма развивалась от Софокла, Шекспира и Чехова. Можно сказать, что Чехов – наше все. Я был бы осторожен в таких высказываниях. Возможно, Шекспир – это наше, но не все.

На одном из спектаклей «Много шума из ничего», где Вы играли Леонато, мне довелось видеть в сцене венчания Геро и Клавдио в церкви, то, как на Вас то ли снизошло величайшее вдохновение, то ли Божья искра, но зрители замерли, глядя на сцену, так проникновенно Вы играли, а на поклонах выразили Вам ни с чем ни сравнимый восторг! Это какое-то иррациональное явление, или это сплав опыта, знаний, ремесла, чувств, эмоций?

Шекспира не сыграешь со школьной скамьи. Шекспир – это тот драматург, где надо прожить кусок жизни. Любой великий автор такой, где требуется вложить кусок своей личной жизни. Иногда так бывает, когда этот кусок накладывается на роль, эмоционально совпадает, и происходит чудо. Такое редко бывает, потому, что, если бы это было часто, сердце не выдерживало бы. Здесь совпадает и опыт, и мастерство, и умение, и понимание автора, и совпадение с партнером. Все гении, будь то И.Смоктуновский, О.Борисов или Н.Гриценко, это, помимо режиссуры, определенный жизненный багаж. Смоктуновский сыграл Мышкина не в 20 лет, а пройдя войну, пройдя определенные трудности своей жизни. Также и Олег Борисов, который мечтал попасть во МХАТ, а его не взяли, и была очень большая обида. Это все и есть тот материал, который потом выходит на сцену. Только так. Если ты жил диетически, стерильно, то это и не выйдет в роль. Шекспир ли, Чехов ли, Достоевский ли – надо вложить кусок своей жизни, только через это может пойти роль. И не просто кусок своей жизни, а своих личных переживаний. Тогда эта искра и возникает!

Что значит для Вас роль Федора Бороздина в последней по времени премьере «Вечно живые"? И найдет ли сейчас эта пьеса отклик у зрителей?

Это для меня дорогой спектакль, сердечный спектакль, очень искренний спектакль, я даже иногда без него грущу. После одного из недавних спектаклей я спустился к служебному входу театра, где встретил совершенно незнакомых мне двух молодых людей, которые благодарили за спектакль, у них даже слезы навернулись, хотя по внешнему виду люди они не сентиментальные. Как сейчас говорить о войне, о чем говорить? Совесть притупилась, в чем-то теряем сегодня стыд. Спектакль тяжелый, но в нем есть ощущение семьи, того, что там у меня есть сын, дочь, племянник, мать, какой-то дом, куда можно вернуться, атмосфера сердечного тепла, что живем не по разуму, а по совести. Трудно сейчас жить по совести, во всем должна быть выгода и расчет. А Федор Бороздин живет без расчета, он – эмоциональный человек, который живет по воле своего сердца, своей совести. Драматургия В.Розова с одной стороны символична, и в тоже время очень жизненна. Я пока для себя не могу назвать, что для меня этот образ, но он для меня очень дорог и очень любим.

А.А.Попов вводил Вас в спектакль «Смерть Иоанна Грозного». Он был не классический режиссер, чья жизнь была бы связана исключительно с постановочной стороной создания спектакля, а актером-режиссером. Вы сейчас себя пробуете в режиссуре. Скажите, пожалуйте, есть ли разница между классическим режиссером и актером-режиссером?

Режиссер – это прежде всего профессия. Профессии режиссера и актера разные. У одного взгляд со стороны, как бы в зеркало, а другой – исполнитель. Но Попов был тогда для нас гением, мы верили каждому его слову. Он был гениальным артистом, ни в чем не ошибался. Для нас он был и актером, и режиссером, по сути – кумиром! Поэтому, когда тебе кумир подсказывает, то ты согласен на все. Режиссер – очень непростая профессия, и она, конечно, отличается от актера. Не всегда хороший артист может быть хорошим режиссером. Это другая природа отношений, другое отношение к материалу. Актер и режиссер – две разные вершины. Бывают и совпадения, как у О.Ефремова или Р.Симонова, но это единицы, когда человек соединяет в себе актера и режиссера. Как правило, человек заканчивает с актерством и переходит в другую область, в другой взгляд на творчество, на пьесу. Режиссер – это и толкователь, и создатель, и идеолог, и администратор, и художник, и музыкант. Актер – это исполнитель, а режиссер совмещает в себе множество функций.

А как Вас удается соединять в себе актера и режиссера в спектаклях?

Тяжело, но я больше к актерскому пониманию подхожу во время создания спектаклей, чем к режиссерскому. Это очень обогащает меня. Я чувствую себя больше артистом, чем режиссером. Я стараюсь помочь с точки зрения актерского исполнения. Главным в спектакле остается Борис Морозов, а я скорее его помощник по актерской части.

В какой момент Вы ощутили, что актерства Вам не хватает, и Вы хотите попробовать себя в режиссерском деле, пусть и в качестве ассистента?

Накапливается какой-то опыт, умение, знания, которыми хочется с кем-то поделиться, в первую очередь, с молодыми коллегами, помочь им в постижении непростой актерской профессии.

Изменилось ли Ваше восприятие Б.Морозова после того, как Вы начали вместе с ним преподавать и ставить спектакли?

Я благодарен судьбе, что она свела меня с этим человеком. Он продлил мою творческую жизнь, пригласив меня преподавать на свой курс. Для меня Борис Афанасьевич олицетворяет тот психологический, тонкий театр, которым мне хотелось бы заниматься.

Почему Вы решили заняться педагогической деятельностью?

У Олега Ефремова как-то спросили, какое качество должно быть в режиссере. Он ответил: «Терпение». Мне кажется, что я пока еще обладаю этим качеством. Надо терпеть донести до ученика суть. Мне со студентами очень интересно. Обучая, ты учишься сам, учишься их отношению к жизни, их пониманию жизни. Этот обмен очень обогащает, и не стареешь душой. Мне радостно, когда я с ними встречаюсь, хочется вместе с ними работать.

Чем преподавание в РАТИ (ГИТИС) отличается от ВГИКа, где Вы ранее преподавали?

Во ВГИКе я преподавал мастерство актера два года. Я свою педагогическую деятельность только начинал. Самое главное, что было мне важно там, и что мне важно в РАТИ – это живой человек, чтобы и на сцене, и на экране был человек с живыми нервами, с живыми слезами, чтобы все было настоящее, искреннее. Отличались, может быть, какие-то приемы и методы, не более.

Кинематограф – это лотерейный билет для артиста?

Вы знаете, я как-то туда не стремился. Попробовав раза два, я понял, что это не мое. Главным для себя я определил театр и педагогику. Киноартист – это отдельная профессия. Многие артисты театра снимаются в кино, но не все киноартисты работают в театре. У киноартиста короткое дыхание, на дубль, другая речевая структура. В кино иная природа существования. Волнует другое. Мало о ком сейчас в театре или в кино можно сказать «Мастер». Да – органичны, даже квнщики могут выглядеть не хуже артистов, которых четыре года учат. В кино сейчас может сниматься и не артист. Быть профессионалом в своем деле – это самое главное, в театре ли, в кино ли. Нельзя быть дилетантом.

Чем Вас увлекла поэзия Сергея Есенина?

У Есенина есть очень дорогие для меня слова: «Я сердцем никогда не лгу». Он сердечный поэт. Любое его стихотворение очень искренне. Он, как и В.Высоцкий, жили на разрыв аорты. И они для меня очень близки и дороги по своему творчеству.

А в чем оказалась притягательна фигура Федора Шаляпина, да так, что Вы, насколько я знаю, хотели его сыграть?

Мне довелось сыграть Шаляпина в рекламе. А еще, когда мне было лет 25, Марк Донской пригласил меня сыграть молодого Федора Ивановича. Но тогда Шаляпин был не в чести, и фильм закрыли. Притягателен тем, что, будучи человеком из низов, он сам себя создал. Бог ему дал талант, ему повезло с людьми, которые встретились на его пути. Все его арии, песни, романсы характерны глубоким погружением в материал. Шаляпин – гений, а от гения всегда хочется взять какое-то зернышко. Гений всегда манит, у гениев всегда учишься. Говорят, что К.Станиславский свою систему писал с Шаляпина. Перед ним преклонялись!

Чтобы Вы хотели для своего сына – актера Малого театра Петра Абрамова?

Я хочу, чтобы он был прежде всего личностью, интересной, разносторонней личностью. Это самое главное мое ему пожелание. И удачи.

Как возникла идея создания передачи «Музыка, помоги», вышедшей на канале «Культура» в 2002 году?

Однажды я встретился с Александром Строевым, выпускником ВТУ им. Щепкина, режиссером ТВ, и в разговоре с ним выразил сожаление о том, что очень мало вспоминают о поэте Юрии Левитанском, сказал, что у меня есть программа, состоящая из его стихов. Саша меня послушал и предложил снять это на пленку. Я ему за это очень благодарен, потому что Левитанский для меня не просто поэт, но и еще очень дорогой человек. Он – поэт чеховского направления. Левитанский боготворил Чехова, и сам внутренне с какой-то чеховской деликатностью, очень тихий был человек, но очень глубокий, тонкий, сердечный. Стихи Левитанского надо чувствовать не умом, а сердцем.

Как Вы отбирали стихи для программы?

Сначала я выбрал те стихи, которые отзываются у меня в душе, которые я чувствую и понимаю, а потом я пришел к самому Левитанскому, он также принимал участие в отборе стихов. Он не давил на меня, не навязывал ничего. Он обладал умением дать человеку самому дойти до чего-то, раскрыться. И вот те стихи, которые были им одобрены, я прочитал потом при записи передачи.

Где проходили съемки передачи?

Передача снималась в литературном институте им. Горького и на Старом Арбате.

Эту передачу Вы открывали стихотворением «Я медленно учился жить». Вы научились жить?

Нет, не научился, продолжаю учиться. И это хорошо, что не научился, есть куда стремиться. Дай Бог, чтобы эта наука дольше продолжалась.

Часть первая

При подготовке интервью была использована фотография из музея ЦАТРА.