"Я доволен прожитым" (Часть вторая)

Интервью к 85-летию Александра Петрова

Вы учились на курсе, где преподавали два выдающихся режиссера – Андрей Гончаров и Андрей Лобанов. Вам не хотелось продолжить с ними работать?

Хотелось. И Лобанов меня брал в свой театр (театр им. Ермоловой), а также Владимира Андреева и Соню Павлову. Но тут, после одного из просмотров «Дяди Вани», состоялась встреча с Алексеем Поповым. Он меня спросил, не хочу ли я работать в Театре Армии. А меня уже Андрей Михайлович пригласил, и я задумался, никак не мог решить. Пошел к еще одному нашему педагогу Варваре Алексеевне Вронской, очень милой женщине и прекрасному преподавателю. Спросил у нее, куда мне идти – к Попову или к Лобанову. Она задумалась и ответила: «Знаешь что, Саша, иди к Попову, там тебе будет лучше».

Она угадала?

Она угадала, потому что в Ермоловском театре начались неприятности, Андрей Михайлович вынужден был уйти из театра, а тут я задержался на 55 лет.

Ваше первое впечатление о режиссере Попове?

Как артист я с ним не сразу встретился. Первая роль у меня была ввод в спектакль «Закон Ликурга» (Кинсел). Ее играл Андрей Попов и Леша Баталов, меня ввели третьим, но в результате сложилось так, что Попов ушел со спектакля, у Баталова не совсем получалось, и я остался один в этой роли, долгое время, с удовольствием играя в этом спектакле. Там великолепные артисты играли: Касаткина, Фетисова, Хохлов, Нассонов – мастера высокого класса. А первая серьезная роль у меня была в спектакле Ивана Петровича Ворошилова. Он ставил «Не было ни гроша, да вдруг алтын» и предложил мне роль Баклушина, и я, естественно, согласился. Мне было приятно там работать. Со мной играли Любовь Ивановна Добржанская, Нина Афанасьевна Сазонова, выдающийся артист с периферии Никифор Колофидин. Потом у этого же режиссера я сыграл в спектакле «Сергей Лазо» белого офицера. А с Поповым я встретился на «Москва-Кремль» и на «Поднятой целине», которую заканчивал ставить Шатрин. В «Поднятой целине» Алексей Дмитриевич дал мне роль Разметнова.

А с «Законом Ликурга» получилась забавная история. Я уже работал в театре, поднимаюсь как-то по лестнице, а навстречу мне Алексей Дмитриевич: «Ну, что ты играешь, что делаешь?» Я говорю, что ничего пока. Он: «Да? Ну, ладно, посмотри на Малой сцене «Закон Ликурга», роль, что играет мой Андрюшка». Вот так я ввелся в «Закон Ликурга». Это была первая роль.

Чем отличался Ваш Войницкий в ГИТИСе от Войницкого в Театре Армии?

В ГИТИСе Андрей Михайлович Лобанов работал над спектаклем два года – весь третий и четвертый курсы. Он очень детально все разбирал, особенно по роли, поэтому было одновременно и трудно, и легко играть. В Театре Армии этот спектакль взял Леонид Хейфец, и в распределении значился Андрей Попов на Войницкого. А потом каким-то образом Хейфец, я ему сам не рассказывал, узнал, что эту роль я играл на госэкзамене у Лобанова. И он говорит: «Давай». Я поначалу репетировал во втором составе, а потом получилось так, что опять Попов ушел из спектакля, и я много лет играл один. Андрей Попов, знаете, он никогда не держался за роли. Есть актеры, которые, если попали на роль, то никому ее не отдадут, двумя руками за нее держатся. Андрей был не такой. Я сыграл с ним массу ролей. Он играл премьеру, несколько спектаклей, а потом говорил: «Давай, иди играй». Так было в «Дяде Ване», «На той стороне», «Океане», «Светлом мае». Я не знаю плохо это или хорошо, по-моему, хорошо, но все такие мои любимые роли я сыграл во втором составе за Поповым. Хотя это было очень трудно выходить после Попова, ведь зритель пришел и ждет, когда появится Андрей, и вдруг выходит какой-то молодой артист Петров. Было поначалу очень сложно переломить, привлечь внимание зрителя, чтобы он на время забыл о Попове, и сосредоточился на мне. С другой стороны, это была очень большая школа, репетировать вместе с Поповым одну роль и вместе с ним играть. Он всегда много помогал, он ведь был артист уже опытный, а я только начинал.

Чтобы было важным для Вас в раскрытии характера этого героя?

Еще в ГИТИСе Андрей Михайлович Лобанов раскрывал бунтарский характер Войницкого, он делал из него бунтаря, он сравнивал Войницкого со Степаном Разиным. Это сравнение было, конечно, для того, чтобы разбудить во мне темперамент. Он вытаскивал из меня бунтаря.

Вам, как человеку, прошедшему войну, помогал этот опыт в работе над военными спектаклями?

Конечно, помогал. Я много военных переиграл в театре, начиная со «Светлого мая», «Океана», у Дунаева я много играл, потом «Рядовые», «Крепость над Бугом», и генералы, и полковники были, и последняя роль такого плана у меня была в спектакле, шедшем у нас на Малой сцене, «Семейный ужин в половине второго». Я знал эту жизнь не со слов режиссера, я в ней «варился», поэтому мне было легко понять и сделать то, что от меня требовалось.

А партнеры, которые не обладали таким жизненным опытом, столь же правдиво передавали образ военного?

Конечно. У нас были великолепны режиссеры, театр-то военный, поэтому уделялось большое внимание созданию военных образов, чтобы не было приблизительности, все делалось на совесть!

Что значили в Вашей творческой жизни классические роли – Брабанцио в «Отелло», генерал в «Игроке», Епанчин в «Идиоте», Потап Потапыч в «Сердце не камень»?

Я по натуре очень взрывной, темпераментный человек. Поэтому все роли, где нужно было показать темперамент, я очень любил. Вот Брабанцио, казалось бы, маленькая роль, и не все ее охотно играют. А там есть все, там есть драма, там есть жизнь. Я эту роль очень любил, с таким удовольствием ее играл. Также, как и генерала и Епанчина, хотя в «Идиоте» такого открытого темперамента не было.

У Вашего героя в «Сердце не камень» в конце спектакля наступает прозрение? Как нужно прожить на сцене роль, чтобы наступило это прозрение, и зритель в него поверил?

Для меня очень важна сцена, когда я прихожу и говорю: «Ну, чем мне не житье, кум, какого еще житья мне надо». Она мне очень много давала по поводу характера Веры Филипповны, открывала мне многое. И, конечно, очень важен финал, где я говорю: «На что богатым людям деньги даны и как их надо проживать…». Вообще, это очень созвучно с теперешним временем. Ведь у нас сейчас появилось много богатых людей, которые не понимают, как надо правильно тратить богатство. Они занимаются накопительством, а я раздумывал в спектакле, как надо распорядиться этим капиталом, чтобы он не лежал мертвым грузом. То, чем занималась Вера Филипповна, помогая бедным, я считаю очень важным для сегодняшних богатых людей, чтобы они не только копили эти деньги, но делали что-то для людей, тратили с пользой. Ведь получился колоссальный разрыв между богатыми и бедными, и, конечно, его надо как-то сокращать. И вот то, что я говорю в «Сердце не камень» - это один из путей сокращения этого разрыва и полезного вклада капитала.

В книге «Звезды Театра Российской Армии» в статье, посвященной Вам, ее автор, Светлана Овчинникова, написала, что Вам удается самое трудное для артиста – хорошо играть положительных персонажей. Это действительно сложнее, чем играть отрицательных героев?

Конечно. Отрицательные герои, как правило, ярче написаны, они многограннее. Раньше положительные герои писались очень однозначные, поэтому играть их труднее было.

А такие скользкие типы как Пастор в «Комической фантазии…» что давали Вам как артисту?

Это был великолепный спектакль про Мюнхаузена, ставил Ростислав Горяев. Роль Пастора была острохарактерной. Она давала мне возможность показать себя несколько с другой стороны. В этой роли можно было фантазировать, импровизировать, там не было таких четких рамок.

Вы считаете свою жизнь счастливой в Театре Армии?

Да. Я счастлив и доволен своей судьбой, и доволен, что связал свою судьбу именно с Театром Российской Армии. Я много играл и играл у многих великолепных режиссеров, не был обойден в ролях, всегда был занят, играл с блестящими партнерами такими, как Добржанская, Нассонов, Хохлов, Хованский, Ходурский, Богданова, Колофидин. С ними играть было одно удовольствие! Я доволен прожитым!

Часть первая

При подготовке интервью была использована фотография музея ЦАТРА.