Валерий Александрович Баринов, артист театра и кино, выпускник ВТУ им. Щепкина (1968 г., курс В.И.Коршунова). С 1968 по 1974 гг. служит в ЛГАДТ им. А.С.Пушкина (Александринке). В1974-1988 гг. - артист Театра Советской (Российской) Армии. В настоящее время артист МТЮЗ.
Мы со Славкой познакомились в первый день приезда в общежитие на Трифоновку. Он, по-моему, тогда только приехал в Москву, а я уже жил в сарае у знакомых на Лосиноостровской, прочитал первый тур. Мы сидели в коридоре общежития, ждали комендантшу, вошел такой говорливый, с узкими плечами парень, стал рассказывать, что он из Полтавы. По нему было видно, что только что из школы, домашний ребенок на фоне многих из нас - были ведь и те, кто и в армии отслужил. Что меня тогда поразило - мы еще разговаривали на каких-то дисконтах, а у него уже был красивый голос (вообще, я думаю - почему он мало работает на радио с его голосом?..).
У нас был достаточно дружный курс, это, конечно, заслуга Коршунова. Даже не то что дружный, он был продуктивный, а когда были заняты одним общим делом, то тут и дружба возникает. У Славы со всеми были достаточно ровные отношения. У каждого был свой характер, каждый в студенческие годы думает кто из них талантливее. Тут и оценка педагога, момент какой-то соревновательный возникает, и, естественно, юношеских обид сразу. Если и были какие-то конфликты, особенно на первом курсе, это кажется таким детским лепетом.
На курсе, поскольку он был Персиянов, у него была кличка "Персик". Это безумно раздражало нашего худрука. Он говорил: "Нельзя, чтобы тебя звали "Персик". Когда нам давали первое летнее задание, Виктор Иванович сказал: "Персиа-а-а-нов, - чтобы его как-то поддеть, Коршунов любил поддевать, - Вы ко второму курсу должны научиться ругаться матом". И вот осенью мы ему устроили экзамен: научился ли он ругаться матом. Встал в третью балетную позицию и выдал нам мат. Мы попадали с кроватей, потому что это было безумно смешно. Было как-то несмачно, потом уже научился.
Преподаватели к нему относились замечательно, они его очень ценили, вероятно, ценили то, чем наделил его Господь Бог. У нас были удивительные педагоги, была атмосфера любви. В учебе он проявлял упорство, я бы даже сказал упрямство, упрямство хорошее, он был очень работоспособный человек. У него был такой свой путь всегда, момент несогласия, всегда была своя точка зрения. Он даже меня удивлял, удивлял взрослостью подхода. Вот я помню, что однажды приехал режиссер откуда-то из закрытого города. Он не называл город, пока мы не дадим согласия, он открывал там свой театр, заманивал нас гонорарами, тройными зарплатами, а тогда это важно было, и вот он хотел взять весь наш курс, а курс у нас был очень хороший. Стал нас забрасывать репертуаром, одна пьеса американистее другой, это все тогда запрещалось, а там все можно, там физики. Славка говорит: "А что Вы из классики будете ставить?". Тут мы поняли, что туда не поедем. Я думаю, что своя точка зрения ему в равной степени и помогала, и вредила. Она сохраняла его как индивидуальность, что очень важно, но и как бы порождало момент неприятия его окружающими. Важен результат. Мне кажется, это огромная несправедливость, что Славка до конца не использовал то, что ему было отпущено, и то, чего он добился сам. Это большая несправедливость общая. Чья тут вина? Режиссеров, педагогов, товарищей, моя вина? Но то, что было отпущено Господом Богом, не использовано процентов на тридцать даже. Он был создан для большего, гораздо большего. С другой стороны, он счастлив в семье, у него замечательная жена, сын, внуки, он женился один раз, в отличие от меня. Это тоже счастье.
У нас было семь спектаклей, по-моему, дипломных. Они не все вышли. Одним из них был "Василиса Мелентьева", где он играл Грозного. Представляете вот этого мальчика, который вырос до Грозного? А как он замечательно играл в институте Находку в "Матери" Горького… Он надевал носки теплые, клеил усы, играл хохла, ведь он на Полтаве долго жил. У него был монолог, я его до сих пор помню, про материнское сердце - он держал краюху хлеба в руке и говорил… У меня никогда не было профессиональных претензий ни к одной из его работ. Они все были очень хорошие, а некоторые даже неожиданные, особенно студенческие. Вот для меня это Раскольников. Там была потрясающая штука. Его неудовлетворенность окружающими и его вообщем-то природная мягкость и доброта, ведь он, в принципе, никогда не делал никому подлых поступков, и вот эта неудовлетворенность окружающим миром очень легла на эту роль, он выдал такую очень взрослую оценку этого героя. Там была такая сцена с Соней (ее играла ныне покойная Татьяна Доценко), она говорит: "Стало быть, Вы знаете убийцу?". Он так разворачивался к ней: "Стало быть, знаю". Я всегда ходил смотреть эту сцену (сам я играл Лужина). Он привнес себя в эту роль. Это самое ценное, что может сделать артист. Он привнес себя, и это было безумно интересно.
Меня поразило, что за годы учебы он провел над собой невероятную работу, чтобы измениться, колоссальную работу, и в становлении как актер, и на ниве профессиональной. Поэтому, когда мы заканчивали институт, его брали все театры, где мы показывались: в Малый, в Комиссаржевку - у него было очень много предложений, но остановился он, мы все остановились на Александринке. Валя Панина, Лена Вановская (моя жена), я и Славка. И вот там мы как раз очень плотно дружили, мы остались как бы вдвоем, с женой у меня ничего не получилось, мы быстро разошлись. Все те годы, пока он там был, мы были вдвоем. Потом его пригласили в Москву. Слава, когда пришел в Александринку, сразу получил много ролей, хороших ролей. Мы сразу стали работать в "Антигоне", вернее, он получил роль, а я работал там в массовке, но потом попал на роль. Он замечательно играл. Все его работы были хорошими, и Клавдио во "Много шума из ничего", и гусар Минский в "Болдинской осени", его Гемон была очень хорошая работа. У него в этот период была замечательная телевизионная работа по Маяковскому (он играл Маяковского) - "Вам!".
В 1974 г. режиссер Ростислав Горяев, работавший с Вячеславом Дубровым и Валерием Бариновым в Александринке в своем спектакле "Болдинская осень", стал главным режиссером Театра Советской Армии и пригласил обоих продолжить свою артистическу карьеру в здании-звезде на Суворовской площади Москвы. В планах Горяева было поставить две шекспировские пьесы ( "Ромео и Джульетта" и "Макбет"), коим впоследствии не суждено было осуществиться.
Мы опять должны быть благодарны нашим педагогам, той бригаде, которая была - Коршунов, Судакова, Соломин, Шаронова, Никольская и т.д. Нам давали хорошую школу. И Горяев, работавший со мной, и со Славой, когда у него возник Театр Армии, взял нас, опираясь на наши актерские возможности, держа нас за хороших артистов… Я должен был играть в "Ромео и Джульетте" Тибальта, а Слава - Ромео (меня, правда, Горяевым соблазнил другой ролью - он хотел ставить "Макбета"). Но все это не получилось. Мы пришли в 1974 году, а следующий 1975 - юбилейный год Победы. Уже начали репетировать "Ромео и Джульетту" и вместо того, чтобы это дело поставить и играть, вдруг свалился юбилей. Сначала, когда Горяева звали, ему никто не говорил, что придется, он понимал, что придется ставить, но не понимал, что сейчас - раз и все!.. Надо было ставить пьесу, посвященную Победе, он поставил спектакль "Конец", где главный герой Гитлер - мало удовольствия начальству. Ну, вот потом это не получилось, что тоже сыграло определенную роль в жизни Славки.
У меня со Славкой связано еще одно подробное воспоминание. 9 июня 1967 года мы шли на экзамен - дипломный спеткакль на третьем курсе. Мы шли от Трифоновки. Мандраж. А он в спектакле не участвовал, играл Володька Клап. Они играли одну роль - девушки-гусара. Потом Слава ее играл и играл очень хорошо, но сдавал спектакль комиссии Володька. Мы шли на этот экзамен, он понимал, что я ощущаю, а у меня не получалось ничего. Я думал, что мне на следующий день просто надо уходить из института, поскольку бездарь полный. Мне все время говорили: "Ты очень правильно репетируешь, но водевиль твой несмешной, он философский". Ну, я был не полный идиот, я понимал, что водевиль не может быть несмешным, он скорее пусть не будет философским, но смешным-то обязательно должен быть. И вот Славка шел со мной до самого здания, просто со мной разговаривая. Это был для меня фантастический экзамен. Вечером мы праздновали, поскольку успех был неожиданным. Я помню, что Славка сумел разделить со мной этот успех. Быть в горе - это одно, а уметь разделить радость - совсем другое…
А еще Славка был хорошим партнером, с ним было очень приятно работать!
copyright ©
2005-2007 Александра Авдеева
